Актер Донецкого академического музыкально-драматического театра Максим Жданович

9 октября 2015

«Мы никогда не выходили из русского культурного пространства»

В конце сентября в Нижегородском театре драмы в рамках гастролей по российским городам (Москва, Ярославль, Казань, Нижний Новгород) выступили Донецкий государственный академический музыкально-драматический театр и Луганский академический областной русский драматический театр имени Павла Луспекаева. Гастроли, организованные российским федеральным гастрольным агентством и международным фондом поддержки культуры «Русский театр» при участии Правительства Нижегородской области, оказались беспрецедентными за последние десятилетия. В частности, Донецкий театр привез более 80 сотрудников – артистов, декораторов, технический персонал – и 4,5 тонны декораций и технических грузов.

Мы побеседовали с актером Донецкого театра Максимом Ждановичем о непростой жизни на Донбассе, решении творческих проблем и надежде на лучшее будущее.

– Какие чувства испытали вы и ваши коллеги, когда вам предложили отправиться на гастроли по центральным городам России?

– Гастролей артисты всегда ждут с радостью, а в данном случае радость была огромна. Я, например, вообще никогда раньше не был на гастролях в России. Весной мы, правда, ездили с театром в Ростов, но это случилось уже после известных событий. Покопавшись в истории, мы обнаружили, что в Казани наш театр был 30 лет назад – в июле 1985 года, а в Москве еще раньше – 40 лет назад! То есть за весь украинский период театр вообще не выезжал на территорию России. Гастроли ограничивались Луганском, Киевом, районными центрами Донецкой области.

– Каковы ваши впечатления от выступлений в России? Насколько обогатился ваш профессиональный опыт?

– Гастроли всегда расширяют профессиональный опыт. Для нас очень важно выступить на разных площадках, посмотреть на российских зрителей, которые в разных городах очень разные. Чем больше ты видишь, выступаешь, тем шире твой кругозор, тем лучше ты понимаешь публику. Поэтому мы очень благодарны организаторам этих гастролей, которые обеспечили нам возможность выехать, – на свои средства мы не смогли бы это сделать. А что касается поездок в Россию, лично я часто здесь бываю – у меня здесь родственники и друзья.

– Как решается финансовый вопрос в вашем театре? Зарплату получаете?

– Да, сейчас нам платят. С мая мы полностью перешли на рубли. Хотя пришлось пережить суровое время, когда денег не было. Кстати, у луганских коллег с этим было гораздо тяжелее, так что благодарные зрители, желая поддержать артистов, приносили им вместо цветов продукты. У нас тоже были похожие случаи, когда, например, одна отзывчивая поклонница, находясь в Запорожье, специально позвонила оттуда, чтобы узнать о наших нуждах, и в результате привезла много памперсов и игрушек для детей сотрудников театра. Наш директор Наталья Марковна устроила в театре детскую комнату в самый сложный период, когда невозможно было решить проблему при помощи садика и няни. Мы все ей за это очень благодарны – моему сыну, например, тогда и года не было. Дети были рядом, и актеры могли спокойно репетировать.

– Полтора года длится этот кошмар на Донбассе. Как вы его осмысляете? Для чего и почему это вас постигло?

– Знаете, у меня уже прошел период, когда я задавал себе такие вопросы. Сегодня, наверное, самое страшное в том, что люди смиряются с войной – это становится нормальным. Когда в городе длительное время тишина, как здесь у вас, это кажется мне ненормальным. Я смотрю – самолеты летают, и мне непривычно, что они не военные. Едут машины, встают пробки – это тоже кажется ненормальным. При этом мы мгновенно реагируем на любой грохот, в том числе театрального оборудования. Сейчас у нас в Донецке почти прекратились обстрелы, и это тоже страшно: люди только начинают привыкать к миру, и вдруг их опять обстреливают. Такое было, когда после подписания первых договоренностей в Минске зимой стали опять сильно обстреливать – творилось ужасное. А люди только-только начали надеяться на лучшее. Но огонь полностью не прекращается до сих пор

– Приходилось ли вам сидеть в подвалах?

– Мне – нет, а мама сидела не одну ночь. У меня лично, наверное, возобладала надежда на авось, чисто по-русски. Мы с женой просто переносили спальные места в прихожую и спали там. Но это мое личное восприятие. Среди уехавших из Донецка знакомых я не встречал таких, кто вернулся на постоянное проживание. Большинство настроено только продать квартиру и уехать окончательно.

– Некоторые ваши коллеги также уехали из Донецка, но многие остались. Что вдохновляет артистов и других сотрудников театра оставаться на месте, репетировать, выступать?

– За всех ответить не могу, скажу лишь за себя. Есть такое понятие – друг познается в беде. Лично мне театр дал очень многое, и уехать из Донецка было бы не по совести, не честно. Ведь понятно, что если все разъедутся – театра не будет. Но наше руководство решило, что он должен быть, и мы его поддержали. В прошлом году у нас отпуск начался в июле, а закончился в октябре. Мы все долго сидели на телефонах, выясняя, что же будет. И когда сказали, что мы открываемся, большинство прилетели как на крыльях.

– А не было страшно за детей или престарелых родителей? Все-таки за себя проще отвечать.

– Не знаю, я не настраиваюсь на худшее, – мне кажется, что все нормально. Я не задумывался над такими сложными вопросами: а вдруг?.. А вдруг кирпич на голову упадет? Да мало ли что может случиться в мирной жизни. У нас прямо во дворе во время проведения Минска-2 разорвалась мина, но, слава Богу, нас спас соседний дом. Ничего, посидели в коридоре, затем спать легли. Конечно, надеялись, что это не навсегда, ведь все когда-нибудь заканчивается. У меня всегда была надежда, уверенность, что никакая пуля меня не возьмет, или облетит, или не попадет в голову. У меня такое отношение к происходящему: если это случилось, значит, так должно было быть. Значит, это для чего-то нужно. Значит, нам нужно было пройти такое испытание, чтобы выйти к чему-то. Знаете, наш город во многих моментах преобразился, люди у нас стали намного добрее, сплоченнее.

– Когда мы смотрели видеоролики, как простые донбасские мужики голыми руками пытались остановить украинские танки, без страха шли на вооруженных солдат, возникало ощущение, что это какие-то другие люди, особой бесстрашной породы…

– А как иначе, когда чужаки с оружием домой к тебе приходят? Это со стороны легче смотреть, а придут домой – пойдешь на них с голыми руками. Если твоей семье будет угрожать смерть, ты не будешь думать, с автоматом враг или нет. Ты пойдешь и сделаешь, а потом уже будешь осмыслять свой поступок. Все-таки это наш родной дом, и в этом наше преимущество.

– А что, действительно Моторолу так любят все дончане?

– Конечно! Войну же выигрывали не только Жуков и Рокоссовский, но и другие командиры. Их много, просто всех не ухватить, а людям надо в кого-то верить как в защиту. Кто-то из британских экспертов не случайно признал его батальон одним из лучших в мире.

– Какое отношение сейчас на Донбассе к Украине? Украинские коллеги вас как-нибудь поддерживали?

– Знаете, сейчас такое время на Украине, что если кого-то неугодного власти активно поддерживать, то можно долго не прожить. Поэтому все играют одну роль: даже если в чем-то не согласен, тихо молчишь. У меня много знакомых на Украине – я это знаю из первых рук. Украинофобии у нас нет. Вы же видели видеоролики Анатолия Шария, в которых люди в Донецке разговаривают на украинском языке, и никто их палками не бьет. Лично у меня обозленности нет, это их земля, пусть они сами решают, как им быть, куда они катятся. Мы свой выбор сделали, за него и стоим. Ни за какие коврижки мы не хотели бы вернуться в Украину. Год назад, во время затянувшегося отпуска, я жил в Харькове, где когда-то учился и где у меня друзья. Это страшно: ты идешь по городу и понимаешь, что говорить нельзя, о чем-то даже лучше и не думать. Это страшно – жить и бояться каждый раз, что где-нибудь что-нибудь не то скажешь.

– А ваши харьковские друзья что говорят? Есть у них надежда на лучшее?

– Да они нас с пирогами встречать будут, если ополченцы к ним придут! Просто у нас все жители резко и быстро сплотились, а там не успели.

– Скажите, а поддержка артистов из-за границы остро ощущается? Известно, что помощь Нетребко имела огромный резонанс в разных странах.

– Конечно, ее помощь Донецкому оперному театру очень пригодилась. У них тогда была тяжелая ситуация – в склад попал снаряд, и почти все декорации сгорели. И это за неделю до открытия сезона. Из-за этого умер директор театра – сердце не выдержало. Но ободряет не только материальная помощь. Ободряет то, что нас поддерживают люди в самых разных городах и странах, особенно в России. Знаете, мне казалось, вот приедем мы на гастроли, а нам скажут в России: «Как вы уже надоели нам!» Но этого не говорится. Хотя мы понимаем, сколько из-за нас проблем – приютить огромное количество беженцев, направить столько гуманитарных конвоев. Все это траты из бюджета страны. И жители, думал, должны уже сказать: «Ну отстаньте вы от нас!» Нет, сколько бы мы ни встречались с людьми, как только узнают, что мы из Донецка, начинают расспрашивать, сочувствовать. В Ярославле, например, сосед моей знакомой, отправлявшейся на наш спектакль, предложил ключи от своего жилья для нуждающихся.

– У нас, кстати, в одном из районов области в прошлом августе была неприятная ситуация. К беженцам обратились с просьбой помочь в уборке урожая, и из 400 человек отозвалось только семь.

– Да, я тоже помню, как меня в прошлом году задело нежелание некоторых беженцев ехать на север России, куда им предлагали. Ведь если ты спасаешься от смерти, то нужно принимать те условия, которые тебе предлагают спасители.

– А какие предпочтения у жителей Донбасса – войти в состав России или остаться независимой республикой?

– Наверное, большинство хотело бы войти в состав России, а я считаю: зачем? Мне кажется, что мы можем сами обустроиться, хотя это будет сложное время, и без помощи России нам не обойтись. У нас ведь очень богатый регион – от сельского хозяйства до полезных ископаемых. Но все это богатство 23 года уходило неизвестно куда и кому в карман. Может быть, это утопия, идеализм, но я считаю, что если мы будем тратить все на себя, то будем богатой, работящей страной. Но не Украиной.

– В связи с непростыми событиями как изменился ваш репертуар?

– Раньше у нас было огромное количество новых спектаклей. Сейчас, к сожалению, таких скоростей пока нет, но я уверен – все наладится и мы вернемся на тот выпускной уровень, который у нас был. Ведь когда некоторые артисты уехали, многие спектакли пришлось выпускать заново, поскольку менялся полностью весь актерский состав. Нужно было возродить репертуар, так как в каждом спектакле были какие-то провалы: не было исполнителя, двух или трех.

– Каково играть веселый репертуар в тяжелое время?

– Знаете, я не подвержен негативному влиянию. У нас всего раз был срыв, когда начался спектакль – и вдруг бомбежка. Пришлось остановить действо. Но не было никакой депрессии и размышлений – ах, как же играть? Жить надо, а не поддаваться унынию. Мы надеемся, что до декабря обстрелы прекратятся. Надеемся, что это не последние наши гастроли в России. У нас ведь всегда была насыщенная культурная жизнь в Донецке – проводились фестивали и форумы, на которые приезжали, в том числе, театры из Москвы. В профессиональном плане мы всегда ориентируемся на русскую школу: смотрим в Интернете спектакли российских театров, в Москве вот попали в театр Вахтангова на «Дядю Ваню». Мы никогда не выходили из русского культурного пространства.

Беседовала Светлана Высоцкая

Фото Елены Востоковой и из архива театра